Каждый время от времени оплакивает своих покойников.
Думает – свечку поставлю и испеку блинов.
Может, приснятся снова, и может, будет спокойнее…
Только мне уже тошно от ожидания снов.
Я их не покойными вижу – мечутся, как при жизни.
Ужели и там, на небе, не будет душам спокойствия?
Бабушка медленно ходит, дед собирает вишню,
И все от земных привычек получают сплошь удовольствие.
И плачем мы по забытым и полустёршимся ликам,
Помня слова, привычки, но напрочь забыв лицо.
Помня в работе руки, но не слыша звенящих криков,
И ранит это, саднит, как девять грамм свинцом.
С каждым такое случается – все плакали по могилам.
Каждый забыть старался мертвых среди живых.
Господи, я не справлюсь, пожалуйста, помоги нам…
Только воспоминаний, Господи, не лиши.
Думает – свечку поставлю и испеку блинов.
Может, приснятся снова, и может, будет спокойнее…
Только мне уже тошно от ожидания снов.
Я их не покойными вижу – мечутся, как при жизни.
Ужели и там, на небе, не будет душам спокойствия?
Бабушка медленно ходит, дед собирает вишню,
И все от земных привычек получают сплошь удовольствие.
И плачем мы по забытым и полустёршимся ликам,
Помня слова, привычки, но напрочь забыв лицо.
Помня в работе руки, но не слыша звенящих криков,
И ранит это, саднит, как девять грамм свинцом.
С каждым такое случается – все плакали по могилам.
Каждый забыть старался мертвых среди живых.
Господи, я не справлюсь, пожалуйста, помоги нам…
Только воспоминаний, Господи, не лиши.